Семьдесят лет назад отгремела Великая Отечественная война. Но память с годами не меркнет, и еще остались свидетели, которые помнят трагизм и боль военных лет, радость и величие победы. С каждым годом 9-го мая становится все меньше ветеранов. Сейчас самым молодым из них уже под 90. Хочется уделить как можно больше внимания тем, благодаря кому мы живем в свободной и экономически развитой стране. Целое поколение советских людей посвятило этому свои жизни. И никто не расскажет об этом лучше их самих. Предоставим слово нашим ветеранам.

Гаврил Михайлович Шехалев, инвалид Великой Отечественной войны:
– Я родился в 1925 году в селе Локоть Локтевского района Алтайского края. У меня было три сестры: Соня, Мария и Мотя. Отец был ранен в Гражданской войне… В Алтайском крае голод был, еще до Великой Отечественной, мать померла. Отец в другое село перевез нас. Он свиней пас. Осенью папу похоронили, а зимой чужие кормили нас. Мне тогда 6 лет было, Соне – 8, Моте – 16. Как пароходы пошли весной, нас с Соней в Бийск привезли, в детский дом определили. А в потом я попал на колхозное обеспечение. Матвеевы Степан Никифорович и Пелагея Семеновна взяли меня к себе, у них два пацана было маленьких. Я за ними ухаживал. Мне уже восьмой годик был.
На фронт добровольцем пошел в 17 лет. До 18-ти в боях не участвовал. А потом уже как действительный вояка был на Втором Украинском фронте (сначала он назывался «Степным» и знаменит событиями на Курской дуге).
В войне я участвовал с 1943 по 1945. 20 августа 1944 года я был тяжело ранен в живот. Была артподготовка. До 20-го мы в Звенирогодке (Украина) стояли, а потом нас под Яссы (Румыния) кинули. А в артиллерии я в тяжелой служил (152-миллиметровые орудия). Вот, артподготовку провели… Ну, немец тоже сопротивлялся, тоже стрелял. Из траншеи в меня долбануло…
А лежал я в госпитале в городе Гайворон (Украина). Главврач нас отпустил, меня и Юру Козубова (у него такое же ранение было), в Полтавскую область, к его отцу и сестренке. Три месяца с лишним поправлялись мы там. Приволье. Фруктов много. Осень же. Сливы крупные такие. Пол весь вымели, настлали разных подстилок, чтобы фрукты-то падали. А потом – на чердак и сушили. Полтавщина.
Потом опять в госпиталь, и – за границу. После ранения больше в боях я не участвовал. Весной 1945-го в ходе Венской операции был в Чехословакии, Венгрии, Австрии. Мы строили памятники. Сталину 10-метровый бюст, танк Т-34 на постаменте… Все уничтожили после того, как Иосиф Виссарионович умер. Тогда я был еще в армии.
День Победы я встретил Венгрии… А она так подразделяется: Буда и Пешти. В Пештах были наши установлены памятники. А в Буда был королевский дворец. Оттуда я машиной вывозил бронзу на 10-метровый бюст Сталина… Когда узнали о Победе, не только я, миллионы людей почувствовали… Сколько было нищеты, сколько сирот, сколько всего, а тут вдруг война закончилась. Радость-то какая была! Радость-то какая…
В общей сложности восемь лет прослужил. Меня в 1950-ом году только с Семипалатинского полигона (там проводились испытания ядерного оружия) отпустили, где я был старшиной хозвзвода. Где-то в июне нас отпустили, мы 3 месяца отлеживались сначала на нарах возле полигона в домике отдельном… Потом всех распустили. 1200 человек. Их всех под расписку военкоматам сдавали. А нас, четыре старшины, за зону вывели и куда хотишь, туда и иди.. Вернулся я к сестре Соне в Алтайский край, разъезд Анатолия. Железную дорогу строить.
Пришел с армии и не думал, что медали надо беречь. Половину украли. И документы у меня все куда-то ушли. Медаль «За взятие Будапешта», медаль Жукова, орден Отечественной войны… После ранения получил орден Славы третьей степени. Во время войны награждали за подвиги, за ранения. Допустим, какой-то город брали… Первое немецкое окружение прорвали, Корсунь-Шевченковское. После этого вручали «За отвагу». Медаль «За боевые заслуги» получил не я один, многим вручали. Юбилейные медали, это в мирное время.
Семьей обзавелся в 1950-ом году. Ольгу Владимировну тогда с Колпашева прислали учителем в школу работать на разъезд Анатолия. Ну что, встретил ее, женился… Дети у нас появились, сын и дочь.
После войны работали не так, как сейчас. По 12 часов 6 дней в неделю. Да и не каждый выходной даже отдыхали. После войны… Что сказать? Все стремились к жизни… Я выучился в техникуме, курсы механиков окончил, а в основном работал шофером. Сначала в 8-ой механизированной колонне, а потом перешел в тоннельный отряд. И вот сюда привезли нас. Дом в городе тоннельному отряду выстроили. Вот так мне и квартиру дали. На шахту «Большевик» перешел водителем, чтоб остаться в городе, потому что кочевой образ жизни уже надоел. Раз дали жилье, остались здесь, в Новокузнецке. Это был 1967 год. Сначала на «Большевике» нас в домиках поселили, потом дом достроили и нас перевезли уже в квартиры.
Сад держали, а в 1998-ом году зять купил дом в Бедарево. Теперь-то из меня какой садовод?! Так, только на крылечко могу выйти посидеть. Года 2 уже в огороде сильно не копаюсь. Но до бани сам еще дохожу. Летом буду в саду помогать. Уже в конце февраля надо помидорочки сажать. Надо будет уже пойти, хоть потихоньку, на второй этаж, полить в недельку раз. В деревне мне лучше, бронхит не так мучает. Ценю дочь и зятя за хорошее отношение ко мне, за терпение. Сын до сих пор работает на аглофабрике начальником каким-то, да еще и за матерью ухаживает. У меня хорошая семья: жена (65 лет совместной жизни уже), дети, пятеро внуков и правнучка. Прадед-то я еще молодой совсем.

Анатолий Петрович Захаров, участник Великой Отечественной войны:
– На свет я появился в 1927 году в Тюменцевском районе Алтайского края. Родители работали в колхозе. Мать – бригадиром табачной бригады. Табак растили, мак растили, картошку, брюкву, свеклу… Все было. Деревня есть деревня. Отец бригадиром был, а потом, когда пошли трактара-колесники, стал трактористом… В 1941 году отец умер.
Меня в 1944-ом забрали в армию. Еще 18-ти тогда не исполнилось. Приехали в Бийск. Там в учебку я попал. В училище на младших командиров не принимали с тремя классами. Посмотрели, что я годен, написали в военном билете, будто 5 классов закончил.
Мы зиму проучились, сдали и поехали на Запад. До Урала доехали, война кончилась. Комедия! Оттуда эшелоны прут. Орудия, танки. Поехали на Восток добивать японцев. И нас – туды сразу. Еще не доезжая до Владивостока – Раздольная. И Буденный, и все там были наши полководцы. Там нас сформировали и – на границу. Военные передвигаются только ночью. Так что мы шли в темное время суток.
Дают приказ: «Окопаться!» Вечером ходит старшина: «Ребята, пишите письма. Завтра пойдем в наступление». Все сразу похолодели, зауныли, головы склонили. Чего склонили-то? Останешься, дак останешься, нет останешься, дак… Что сделаешь?! Вот такая картина. И мы слышим в 4 часа утра. Сперва дальнобойные орудия. Сначала поменьше калибр, а потом – побольше, еще больше… Потому что они дальше стреляют. Загрохотало все. А мы наступали как раз точно на сопку Верблюд. Наш 785-ый полк, рядом 612-ый, 449-ый, все 144-ой дивизии.
Рано утром слыхать, как 449-ый уже кричит «Урааааа!» Там сопки, по низине слыхать далеко. Загрохотало, зашумело все. Мы пошли. Шли-шли. Противотанковый ров. Мы его перелезли. Там тащат на носилках. Ребята ругаются: «Что вы сидите? Там перебили всех наших!» А что сделаешь? Команда есть команда. Кому как прикажут.
Потом мы прошли сколько-то. Меня взводный вызывает, говорит: «Анатолий, передай расчет тому-то, тому-то, а сам возьми одного солдата и оставайся». – «Все уйдут, а я что буду делать?» – «А вот что: тех, кто отстал, сажай на танки, на катера, десантом останавливай. Есть указание, они остановятся».
Я своих солдат отдал, а сейчас буду собирать здесь, по сопкам лазить… Ха-ха! Картина! К вечеру я уже догнал свою часть. Помню, здание высо-о-окое такое. Сидим возле него, жуем. Кто – хлеб, кто – чего. У кого что есть. Едет на УАЗике то ли командир дивизии, то ли заместитель. Нас как попер ругать: «Вы что делаете, вас же так прибьют. Ну-ка марш отсюда! Все – вон. Окопайтесь, там сидите и жуйте».
Утром мы пошли на Муданьцзян (Китай). А враг (японцы) пристрелял всю эту местность. Дожидал только, когда мы выйдем. И как дал нас полоскать с бронепоезда. Из-за сопки вышел и давай шуровать. Мы побежали, кто – куда. Окопались. Кто – где, кто – под камень, где – чего… Часа 3-4 ждали. Потом из резерва главное командование «Катюш» прислало. Те как дали-дали. Ребята ведь на подмогу приехали бывалые, они на Западе воевали, они разозлились, да термитными… И этот бронепоезд полетел ихний, горит все на свете. Путь свободный. Подалися. До реки Муданьцзян дошли, а там мосты взорваны. Пришлось переправляться так. Кто – на плотах, кто – как, кто – на чем. И тонули там. Без этого не бывает. Там перезимовали.
На следующий год нас – в Порт-Артур (стратегически важная российско-китайская база в Японии). Там побыли, Порт-Артур освободили. Потом нас прямо во Владивосток привезли. Ночью погрузили в товаро-пассажирский. Только проехали поворот в Японском море, как заштормило. Его проехали, в Охотском как начало… У всех – морская болезнь, все орут. А потом до Камчатки доехали. Там заправили нас. Пришли две подводные лодки. И мы поехали в бухту Провидения – до самой Аляски. Как раз Берингов пролив. С одной стороны бухта, с другой – птичий базар. И там до 1951 года я служил в бухте Провидения. Это 7 с лишним лет в общей сложности. Война кончилась, а Сталина указание было, что с 1947 года только действительна срочная служба. До 1947-го – это военная служба.
Как ранило? Откуда мне знать? Ударило в бедро. Очухался, думаю, что такое? Шевелю, все шевелится. Все подымаются, а я падаю. Не больно, никого. Падаю. Да что такое?! Мне врач сказал, как сейчас помню: «Слушай, надо ходить. Будешь? Вот сейчас выпишем, ходи! Не будешь ходить, домой не придешь».
Полевой госпиталь – недели две. После этого продолжал воевать. Я же не таскал ни орудия, ничего. Солдаты были. С ими договаривались. Мы, как говорится, один – за всех и все – за одного. Как одна семья жили. Я никогда не ругал их, ничего им ни делал. Что получил, опосля уже было это, все вместе одному пересылали, на следующий раз – другому. Я копеечку последнюю отдавал. Нельзя было по-другому. Там все мужики, не натворишь делов, а кто натворит, тому попадало.
Команда моя: наводчик, заряжающий, подносчик и еще при наступлении давали двух подносчиков (они были в резерве, этим делом заведовал уже командир роты). Мины привозят. Одна мина 8 кг весит. Возьмет 1-3 мины. А они со взрывателями. Опасно тащить.
Раньше такое было, что командир отделения дал указание, все, его никто не отменяет, ни командир полка, никто. А мы, когда война кончилась, тоже делали чудеса. Отправят куды-нить на полигон учиться, а я конспект пишу и говорю: «Учите конспект и все, ложитесь, спите». Они его учат-учат – на зубок, чтобы уж спросил командир взвода, они знали, что было. Надоело все, надоело. Столько годов! Представь себе, от родных на войну забрали. Война кончилась в 1947-ом. Вот и служите.
А на Аляске стояли Американские корабли и наши корабли. И все, вот только Берингов прилив перейти. Даже дезертировали, были такие случаи. Сначала дневальный стоял в казарме, потом 24-часвоых стали ставить. На границе боевые части были. Как раз при Хрущеве спор был с Америкой, вот туды отправляли, там была целая армия. Пятая армия. А потом стали отправлять всех оттуда, целое лето отправляли, в 1951 году. А младший командирский состав – последний.
А потом нас уже – на крейсере «Вячелав Михайлович Молотов». Посъехались все с разных сторон бухты, и – в ночь. Нас уже никто не сопровождал. Ни ледокол «Красин», еще ра-а-а-анишный, ни подводная лодка. Нам никого не надо было. Как дал. Мы на шестые сутки были во Владивостоке (а до этого та же дорога занимала 22 суток). Приехали ночью. Утром ра-а-а-ано. Весь город Владивосток горит, салют кругом, стреляют, бьют. Последние приехали.
Потом нас отправили на пересылку Раздольное во Владивостоке. Пока они документы оформляли кому – куда, мы там побыли с неделю и – домой. Всех нас отправили на поездах в сторону Москвы. Высаживались целыми регионами: Хабаровск, Новосибирск (Кемерово, Алтай, Новосибирск)…
И я приехал в Барнаул. Ни машины ни ходят, никого, ничего. 120 километров пешком надо идти. Пошел до Павловска 60 километров. Иду, иду, меня встречает милиция. «Ты откуда?» – «Оттуда». – «Ну и куда?» – «Туды». – «Знаем. Ну-ка давай сюда вот, садись на кувет, отдыхай, а то, поди, ноги болят». Со мной один остался, один поехал и гляжу, машину гонит. Говорит, садись и до Шалаболихи чтоб он довез, а ты с Шалаболихи мне позвонишь, что тебя довезли, а мы уж там переговорим. И – правда. Довез. А там приехали с Юдихи, это село рядом с нашим, Майским.
На машину – меня и прямо домой привез. А там народу! Весь поселок собрался. «Толька, ты вырос, похудел… Вот, ишо один конюх будет». Это в январе 1951 года я пришел. Моей сестре три года было, когда я на фронт уходил. Вернулся, она со школы идет. Ей говорят: «Это братка твой». Она от меня как даст деру. Они же не знали ничего. С матерью нас осталось шестеро. Тогда офыцеров мало было, еще курсов не было. Время тогда такое было, что надо было оставить полкомвзводом, чтобы они знали, как взводом руководить. Оставляли меня, но я отказался из-за семьи. Пришел в звании сержанта.
На Алтае, в Ребрихе и ветеринаром работал, и на тракторах, на комбайнах. При Хрущеве разогнали наши деревни, оттуда послали на учебу в Новосибирск в училище сварщиком. Диплом получил. Приехал сюды, в поселок Металлургов в 1968 году. Тогда много нас приехало с Ребрихи. Совхоз «Металлург» был молодой, богатый, миллионер. Прям на машины грузили нас и везли. Ехали семьями. Лето пашем на тракторах, работы много, а зимой – ремонт, я на сварке работал.
Женился на Евдокии – 36 лет прожили, померла. Со второй, тоже Дуней, 12 лет прожил, и та померла. Детей не было. Последнее время на водозаборе работал. Оттуда я на пенсию и ушел. Устал я, шибко устал. Шибко устал. Нога болит после ранения. В военном билете написано: «Ранения не имеет». Раньше все скрывали. Кто знал, что это надо будет…
46 лет здесь живу. А сейчас никого уже в живых и нету. Боевые друзья были с Алтая, с Украины, с Улан-Удэ. Сейчас я один остался, общаюсь в основном с сотрудниками соцзащиты, они ко мне через день приходят. Прогуливаюсь часто. Стараюсь поддерживать здоровье (правда, нога раненая высохла в бедре). На улице встречу специалиста по социальной работе Татьяну Николаевну Морозову, поговорим немного и уже хорошо. Один есть один. Иду домой и все думаю-думаю-думаю. Потом давай картошку чистить, варить. У меня еще с войны так: кто-нибудь приготовит – мне не нравится, а сам приготовлю – нравится.
Медали? Все порастащили. «За победу над Японией», «30 лет Советской Армии», «За отвагу», «40 лет Победы в Великой Отечественной войне»… У меня все солдаты целые всегда были, здоровые. Вот за это меня и поощряли.

Подготовила Д. Акулова.
Фото Ю. Лобачева.