Не ведали предки, немецкие эмигранты, переселяясь на русскую землю во второй половине 18 века, какая участь уготована их потомкам. В Острогожском районе Воронежской области на землях, дарованных императрицей Екатериной II, они обосновали село Рыбное, объединив в названии русское и немецкое слова. Здесь прошло детство Ивана Андреевича Кель и Нины Ивановны Кель (в девичестве Лемер). Здесь их застала весть о нападении гитлеровцев на Советский Союз.
В бывшую церквушку, оборудованную под сельский клуб, сбежалось все население Рыбного, слушали официальное сообщение по радио о начале войны. На второй день всех мужчин демобилизовали на фронт, кто не успел доехать до передовой, вернули в село (позднее их из Таштагольского района отправят на шахтовые работы в Воркуту). А спустя месяца три по указу советского правительства все население от мала до велика, а это ни много ни мало 300 дворов, депортировали в Сибирь. На сборы дали сутки, в дорогу брали самое необходимое, оставляя нажитое добро, хозяйство, дома.
По воспоминаниям Ивана Андреевича, добирались до сибирских мест долго. Довезли до Абагура, а оттуда отправили в Кабырзу Тштагольского района, где они провели долгие 20 лет. Длинный промежуток времени, который запомнился изнурительными работами в тайге. Послаблений ни для кого не было, дети наравне со взрослыми зимой валили лес, весной сплавляли по Томи. Так из года в год до июня по пояс в воде. Ивану Андреевичу тогда исполнилось 14 лет, Нина Ивановна на два года была постарше. На какое-то время судьба милостиво отнеслась к ней, она была освобождена от тяжелой повинности и определена на работу в контору. Училась хорошо. Окончила семилетку, по тем временам приличное образование. Смышленная, организованная, все схватывала на лету. Но вскоре ей вновь пришлось делить наравне со всеми тяготы каторжной работы. Те, кто предоставлял поселенцам легкий труд, сам оказывался под ударом и лишался должности. Так она снова вернулась в тайгу.
– Вспомнить страшно, как мы прожили, как выжили, – спустя более полувека им сложно переоценить и невозможно забыть прошлое.
Хроника тех серых будней исключала мечты, хотелось одного – поесть и выспаться. Работали по 12 часов в сутки, выходных не полагалось. Орудия труда – топоры и пилы. Младшие обрубали сучья, подростки и взрослые вручную валили лес, вручную грузили и распиливали на доски. В паре со старшей сестрой Нина Ивановна спиливала ель и не заметила, как дерево накренилось. Услышала крик сестры: «Беги!», но было поздно. Повезло, что на место падения пришлись ветки, а не ствол. Вызволила ее сестра из-под снега, обрезала сучья. Нина Ивановна оправившись от стресса, села на пень и закричала на всю тайгу. Так неведомая рука судьбы отвела от несчастья.
Кроме советских немцев, на поселении жили прибалты, финны, карелы. Каждую неделю спецпоселенцам надлежало отмечаться в комендатуре, никуда отлучаться, выезжать не разрешалось, такую установку отменили только в 1956 году. Жили в бараках все вместе: и мужчины, и женщины, и дети. Помещение барака – сплошные длинные нары. Жуткие условия, спровоцированные набегами голодных крыс и распространением педикулеза. Деньги выдавали, но что можно было купить на них в глуши! На обед баланда и 500-граммовая пайка хлеба тем, кто не дотягивал до нормы выработки. Через год Иван Андреевич стал получать двойную взрослую порцию, стараясь изо всех сил выполнить полный объем работ. Откуда брались эти силы у худенького, изможденного работой и голодом подростка?! Хлеб, вязкий на вкус и похожий больше на тесто, приходилось съедать сразу, под подушку не спрячешь, заводились «двуногие крысы», которые не гнушались подворовывать у своих.
Сложно было окклиматизироваться к условиям суровой сибирской зимы. Одежда, что прихватили с собой в спешке, покидая родное село, износилась. Из обуви – одни лапти. Зимой давали лошадиную кожу, подвязанная по ноге веревочками, она шла за теплую обувку. Иван Андреевич припоминает случай, когда стал утром собираться на работу и не обнаружил своих кожаных лаптей, крысы утащили. За это заслужил побои от надзирателя. Скудная еда, непосильный труд, невыносимые условия оставляли мало шансов на выживание, повышая уровень смертности. Сколько родных и близких было безвозвратно потеряно в те годы!
После войны Нина Ивановна работала кассиром, выдавала рабочим зарплату. Так и приметил Иван Андреевич красавицу. Познакомились и поженились. Такое время было – не до ухаживаний. Бывшее поселение стало лагерем для заключенных. Иван Андреевич устроился на электростанцию, обслуживающую зону. Вскоре за долгие годы испытаний появился свой угол – поставили избу, жизнь постепенно налаживалась. Подрастали четверо детей, надо было думать о дальнейшем их образовании, в поселке была лишь школа-четырехлетка. В 1960 году семья переезжает в Атаманово. Глава семейства устроился столярничать, Нина Ивановна занималась домом, детьми, на ее попечении была сестра-инвалид. Семеро ютились в небольшом доме из трех комнатушек. В тесноте да не в обиде прожили много лет, пока не переселились в дом попросторнее. В 70-летнем возрасте еще справлялись с хозяйством, держали двух коров, свиней, уток. Младшая дочь Людмила говорит, что прошлое закалило их на всю оставшуюся жизнь.
Следующий год для семьи – юбилейный, железная свадьба. Союз, проверенный бременем, помноженным на двоих, – достойный пример для подрастающего поколения: 8 внуков и 12 правнуков. В семейные торжества дом полон народу. «В прошлом году, – вспоминает Людмила, – на мамин юбилей собралось 25 человек. В этом году папин день рождения отмечали 8 марта. Еще 11 родственников у нас в Германии».
Единственная из семьи младшая дочь вернулась на историческую родину в Германию. Она нашла в группе «Одноклассники» документальный фильм, смонтированный любителем-режиссером о селе Рыбном Острогожского района, и переслала в Атаманово. Родителям купили ноутбук, и кадры 45-минутной хроники, пересматриваемые по несколько раз, стали отдушиной на всю зиму.
Нина Ивановна ждет-не дождется лета, за зиму стосковалась сидеть без дела, она до сих пор остается незаменимой на прополке грядок. Иван Андреевич мастерски делает из дерева мебель. Ирония судьбы: в юности пришлось заготавливать лес, на пенсии – мастерить из дерева.
Долгое время родители хранили молчание о своем прошлом. В советскую пору эта тема являлась закрытой. Делиться воспоминаниями стали, когда у детей появились свои дети. Почти каждый год и дети, и внуки посещают памятные места, раньше и отца всегда брали с собой. Последние года два он остается дома. Сейчас место бывшего поселения не узнать. Все заросло бурьяном, не оставив следов масштабного лесоповала. Историческую память хранит музей «Шорский ГУЛАГ», открывшийся в таежном поселке Усть-Кабырза. Не отпускает бывшего узника ностальгия, но не на родину в Рыбное тянет его, а в глухую тайгу Кабырзы: «Сколько буду жить, не забуду. Зачем я уехал из той тайги? Там привык», – Иван Андреевич часто задает себе вопрос, мысленно возвращаясь назад, в свою нерастраченную молодость.
И. Канашевская.